– Нет, – снова выдохнул доктор. – Он убил их шприцом и сбежал, но это не важно. Важно другое. Ю Джей, где ты его нашла? Этот Энки… он маниох, такой же, как тот мужчина, которого ты привезла с ним этой ночью. Сканер не сразу определил его, потому что в отличие от того мага, у твоего донора все роботы, отвечающие за маскировку, были живыми.
Зверь растянулся в прыжке, перелетая обвал, а сердце Юджин подпрыгнуло к горлу. Впрочем, она сомневалась, что виной тому был крысоволк.
– Я убью его, – прошипела она, скрежеща зубами.
– Нет необходимости, – ответил доктор. – Он скоро сам помрет. Эти роботы в его крови – они умирают. Думаю, все шпионы были запрограммированы на саморазрушение, но у него этот процесс идет медленнее.
– Док, мне сейчас не до…
– Да послушай меня, – перебил ее Скайфер. – Я знаю, где «Сердце». Оно в Энки. Не знаю, как он выжил после того, как принял препарат, но ошибки нет. Я все проверил. Думаю, именно «Сердце» и вызвало потерю памяти. Помнишь, он жаловался на голод? Теперь понятно почему. Маги, как вы, эмпаты, могут питаться человеческой пищей, но без энергетической подпитки умрут за день, может два. Судя по анализам, твой донор голодает уже третий день, он просто не помнит, что должен питаться, как маниох. В любом случае он гарантированно труп. Черные вкололи ему такую дозу мусталина, что, если он не сдохнет от голода, то погибнет от наркотика. А ты где сейчас? И где мой зверь?
– Все в порядке, – солгала Юджин. – За тобой уже приходили?
– Я сбежал, но когда найду ту обезьяну, что меня предала, вырежу ей мозги. Знаю, что это не ты.
– Алистер сдал нас, но я сама с ним разберусь. Когда-нибудь потом. Сейчас нужно срочно найти Энки. Причем в ближайшие пятнадцать минут. Удиви меня, док. Скажи, что ты знаешь, где он.
– Допустим, знаю, – хмыкнул Скайфер. – Я поставил на него датчик слежения. Привычка, которая никогда не подводит. Сейчас переброшу координаты. Кажется, он в районе третьей эфталитовой реки Асбруя. Может, решил утопиться? Ю Джей, будь осторожна. Я не знаю, как маниохи реагируют на мусталин, но, вероятно, что «маг» с расплавленными мозгами не менее опасен, чем «маг» соображающий. Кстати, ты не ответила, где мой крысоволк?
Юджин отключилась, решив, что успеет сказать доктору «спасибо» и на том свете. У нее оставалось пятнадцать минут, чтобы погибнуть по Кодексу – с честью.
Эфталитовые воды текли плавно. Тягучие, шелковые волны лениво переливались, отсвечивая розовым перламутром и завлекая в бархатную муть непроницаемой глубины. Эмоции миллионов доноров, навсегда запертые в речных водах, сверкали нелепо, словно драгоценные камни в дешевой оправе. Вся цивилизация Маурконда была построена на эфталите – странном, неведомом нечто, которое эмпаты извлекали из человеческих доноров. Людей было много, и эфталита хватало не только, чтобы накормить голодных чужестранцев, но и возвести технологические нелепости. Именно нелепости, потому что, по мнению маниохов, не было ничего более странного, чем порталы, сооруженные на такой непостоянной материи, как человеческие чувства.
Энки сидел у реки, скрытый зарослями камыша от вышки береговой охраны, и старался не умереть под тяжестью собственных воспоминаний. На него давил груз жизни – его бесконечно долгой жизни.
Проникнуть на территорию реки оказалось несложно, но откровением стало то, что он не смог убить охранника. Терзающий его голод был настолько силен, что он уничтожил несколько гектаров парка, пока бежал до портальной станции. Изменения заметят не сразу, но деревья, кустарники, трава, насекомые и даже птицы, встретившиеся на пути его щупа, были мертвы. В другой раз он не позволил бы себе такой неосторожности на территории врага, но начало конца уже наступило, и можно было не скрытничать.
А вот с человеком вышла осечка. Портальная станция Асбруя переживала не лучшие времена, свидетельствуя о том, что государственное финансирование давно обходило ее стороной, уделяя внимание осажденному Порогу или развитому Меггидо. Энки без труда деактивировал трех роботов системы Зета, охраняющих подходы к станции, и хотел было полоснуть по человеку на вышке, но в нем внезапно что-то перевернулось, и щуп мазнул по макушкам полыни, накормив его вкусом горьких трав и отчаяния. Сторож так и остался сидеть на вышке, глазея на заходящее солнце, а Энки уполз в кусты, стараясь не утонуть в воспоминаниях. Самочувствие резко улучшалось. Богатая растительность Маурконда излечила его умирающее тело, и теперь круги здоровья на животе почернели, лишившись болезненной красноты. Но как же мрачно и стыло было у него на душе.
Волны эфталитовой реки Асбруя напоминали совсем другое место. В голове что-то зашумело, рождая образ забытой родины. Сколько Энки себя помнил, он всегда жил у воды. Но его мир уже умирал, и некогда богатая жизнью река с трудом поддерживала жизнь речных роев. Чувство голода было таким же привычным, как непреодолимая тоска по тем временам, о которых рассказывал дед. Тогда мир был им другим, способным накормить миллионы роев и возродиться вновь. Тогда они умели мечтать.
За ним пришли вечером, когда он вернулся домой после неудачной охоты в Горячем Омуте. Пятнадцать братьев, тридцать сестер, стареющая мать и дед встретили королевских курьеров со слезами радости на глазах. Их рою оказали великую честь, а то, что Энки был против – разве это имело значение? Прощание было коротким. «Мой сын станет великим воином, – сказала мать, ласково обнимая его щупом. – Ты добудешь еду для наших детей и вернешься героем».