Но Юджин не рассказала ему об охоте.
Энки понимал, что желание увидеть маниоха мертвого и поохотиться с ним на маниоха живого было ребячеством, но ничего не мог с собой поделать. Пропасть прошлого с зияющей дырой вместо дна окружала его со всех сторон, не позволяя шагнуть вперед или отступить назад. А стоять на месте было нельзя. Он чувствовал себя антикварными часами с пружиной, заведенной слишком туго – все куда-то бежал, задыхаясь и выбиваясь из сил, а в результате упирался в непроходимую стену тупика.
Перед тем как отправиться на ночную вылазку, Юджин привезла его к себе домой.
– Я останавливаюсь здесь, когда бываю в Маурконде, – бросила она, впуская его в пентхауз огромного небоскреба, на крыше которого приземлился глайдер.
– Так ты богатая девочка? – изумленно спросил он, оглядывая просторный круглый зал с окнами в пол, за которыми открывался вид на пестреющий огнями ночной город. Строгая мебель, деревянный паркет и едва уловимый запах нежилого помещения вызывал стойкую ассоциацию, что он попал в президентский номер-люкс дорогого отеля, который бронируют раз в год или того реже. Уходящая вверх винтовая лестница подсказывала, что в доме Юджин не один ярус. «Правильно, должна же она где-то спать», – подумал он, оглядывая холодную, почти деловую обстановку зала.
– Да, – рассеянно сказала она, снимая куртку и бросая ее на низкий диван с ослепительной белой обивкой. – Как видишь, не бедствую. Наверху ванная, спальные комнаты и кухня. Осваивайся – тебе здесь три дня быть.
– Все военные так хорошо живут? – спросил Энки, рассматривая прозрачную вазу на белом столике. Сосуд и столешница мягко сияли изнутри, выполняя функцию то ли светильников, то ли просто дорогих предметов интерьера.
– Постарайся ничего не разбить, я в душ, – ушла от ответа Юджин и стала подниматься по лестнице, на ходу снимая кофту. Он успел заметить ее голую спину – такую же белую, как мебель в комнате.
– Я могу составить тебе компанию, – произнес Энки, пытаясь вспомнить, когда принимал душ в последний раз. Наверное, это было в той, другой жизни.
– Подожди на диване, – раздался сверху ее требовательный голос. – Мне нужно будет «поужинать» перед уходом. И найди уборщика, он где-то у двери.
«Нет уж, убираться в своем дворце будешь сама», – сердито подумал Энки, чувствуя, как от ее слов сердце у него подпрыгнуло и забилось где-то в горле. Итак, сейчас все случится, и он узнает, прав ли был старик, говоря, что участь донора – худшее, что может произойти с человеком. Сама по себе фраза «подожди меня на диване», произнесенная полуголой красавицей, направляющейся в душ, вызывала в нем исключительно приятные ассоциации, но некоторые моменты в поведении Юджин, проявившиеся еще в кабинете доктора, настораживали. Возможно, Скайфер был прав: отношения эмпатов к «еде» вряд ли можно было назвать человеческими.
С каким-то чувством злорадства он забрался на белоснежный диван, не снимая грязных ботинок, и стал думать о предстоящей процедуре. Будет ли больно или приятно? А может, все случится быстро, и зря он волнуется? Три дня казались мелочью, но, если придется постоянно сидеть в этом белом зале, он сойдет с ума. Мысль о побеге всплыла из недр памяти и замаячила перед глазами белым флагом. Это был не его мир, не его женщина, не его проблемы. Система безопасности пентхауса была смешна, ему хватило одной минуты, чтобы понять, как ее отключить. Впрочем, и этого не потребуется. Эмпатка так спешила в душ, что даже не активировала охрану. «А еще военная», – ехидно подумал он, но голос из прошлого тут же встал в оппозицию: «Наверное, все в квартале, включая самого последнего вора, знают, кто тут живет. Вряд ли найдутся добровольцы, желающие столкнуться с эмпатом наедине в его логове».
Прошлое, как всегда, не ошибалось. Каким бы унизительным не казалось общество эмпатки, оно было лучше компании Медведя или Р. Хоскина. Ему нужно было вспомнить, и у него не было права ждать, когда память вернется сама по себе. Помощь доктора Скайфера была необходима, а без эмпатки получить ее не выйдет. Придется терпеть.
Эмпатка вернулась на удивление быстро. Едва взглянув на нее, Энки постарался скорее отвезти глаза в сторону и уставился на загадочную вазу-светильник, притаившуюся за спинкой дивана. «Она не женщина», – убеждал он себя, но тело с ним не согласилось. Почувствовав напряжение в брюках, Энки заерзал, стараясь выгнать из головы увиденный образ.
На Юджин был короткий белый халат, не скрывающий ничего. Она была стройной и поджарой, как самка леопарда с таким же хищным взглядом почти немигающих глаз. На длинных ногах поблескивали капли воды, убежавшие от полотенца, которое она небрежно повязала вокруг головы. Лицо расслаблено, бледная кожа казалась нежнее шелка, халат на груди собрался складкой, вызывающе обнажив тугие груди с широким розовым ореолом вокруг торчащих сосков. От нее пахло медом и какими-то цветами, словно она принимала не освежающий душ после трудного дня, а медовую ванну с лепестками орхидей и лилий. Несмотря на то, что теперь на Юджин не было черного военного комбинезона, пояса с бластером и тяжелых сапог, она не стала казаться менее опасной. Уцепившись за эту мысль, Энки заставил себя успокоиться и посмотреть на эмпатку.
Она уже устроилась в кресле напротив, поджав ноги и раскинув руки по подлокотникам – расслабленная поза отдыхающей хищницы. Чувствуя, как возбуждение уступает место злости, Энки спросил, кивнув на ее халат: